![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
grognardЧасть восьмая. Знамя.
«Вчера в своем доме в Скарсдейле, графство Вестчерстер убит известный собиратель военного антиквариата Чезаре ди Бавьера. По предварительной информации, поступившей от представителей полиции, убийство произошло во время попытки ограбления. Из дома коллекционера пропало лишь русское царское знамя, недавно приобретенное им на одном из германских аукционов, сообщил бойфренд покойного. Следствие полагает…». (New York Times)
Вы никогда не интересовались историей собственной семьи? Увлекательнейшее, доложу вам, занятие. В конце 80-х, когда уже официально было разрешено «не бояться», бабушка моя, царствие ей Небесное, вытащила из каких-то потайных закромов пару старых фотокарточек на твердом, но уже начавшем крошиться коричневом паспарту с тиснением. На первой был запечатлен в полный рост красавец-офицер в мундире с наградами, на второй был он же - но уже не один, а с молодой женщиной в старомодном платье и с пухлощеким ребенком в кружавчиках.
- Это, Саша, твой прадед – мой папа, Николай Михайлович. Это моя мама, Ирина Сергеевна. Ну а это – бабушкин палец бесцеремонно ткнулся в пухлую щечку фотографического дитяти, - а это я.
- Бабуль, а что это за форма у него? – разумеется, это интересовало тринадцатилетнего подростка куда больше, чем вид собственной бабушки в глубокой юности.
Бабушка вздохнула: - А вот это я не знаю, к сожалению. Папа умер в восемнадцатом, я тогда была меньше, чем ты сейчас – откуда мне это все было знать? Ну а потом время такое было, что лучше не спрашивать. Фотографий-то было много, но мама их почти все выбросила – только эти остались…
- Ну а ордена-то, ордена не выбросили?
Бабушка пожала плечами. – Не знаю, милый. Я их не видела – может, мама их выбросила, может продала…
Тут в голове моей мелькнула мысль. – Бабуль, а почему ты говоришь, что это мой прадед? Ты же его Николаем назвала – а сама ты – Софья Васильевна?
- Время было тяжелое, беспокойное… Мама второй раз замуж вышла – вот меня Васильевной и записали потом. Дядя Вася с папой вроде бы служил – ну а когда папы не стало, решил нам помочь. А потом они с мамой и поженились. А в тридцать восьмом его забрали – и все…
С того разговора прошло лет семь, после смерти бабушки квартира на Серафимовича пустовала, и мы уже думали о том, чтобы продать ее. Но в суете дурных 90-х мне довольно быстро удалось заработать на приличный ремонт – ну а до ремонта совершенно необохдимо было разобраться с хранившимися в бабушкиной квартире вещами. В один из прекрасных дней, беспрестанно чихая от пыли, летевшей от разного старья, я добрался до антресолей в коридоре. Именно там я нашел небольшую жестяную коробку, погребенную в ворохе древнего барахла, которое отказывалась есть даже моль. Скорее всего, в предремонтном беспорядке коробка отправилась бы на помойку – но в тот момент, когда я ее кинул на груду тряпок, в ней что-то звякнуло и – как следствие – привлекло мое внимание. Воображение щедрой рукой набросало картину «Наследник квартиры и николаевские червонцы» - но реальность обманула мои ожидания. В древней облупившейся коробке из-под шоколада обнаружились завернутые в истлевшую тряпку старые ордена и медали, массивный эфес с маленьким эмалевым крестиком и – на дне коробки – записная книжка.
«…1917 сентября 30-го. Завтра уезжаю в Москву, Т.настоял. Полк оставляю на Д., надеюсь, справится. Конверты раздал сегодня, но из-за того, что блиндаж был разрушен, не знаю теперь, у кого З.П. Точно не у Х.
…
1918 июля 7-го. Иду на склад. Помоги Господи! Только узнал – З.П. нынче не со мной. От сердца отлегло.
…
1918 июля 19-го. Боюсь, не дотяну даже до Преображения. Дышать очень тяжко. С кем же З.П.? А.? С.? Д.? П.? М.? М. и Д. знаю, в Москве. Где остальные? И спросить не у кого. Бог в помощь им.»
Копание в истории собственной семьи привело меня в библиотеки, а позже и в архивы. Оба моих прадеда, как оказалось, командовали одним из старых русских полков – 2-м гренадерским Ростовским в самые тяжкие годы – в конце Первой мировой. История семейства оказалась довольно интересной, но не содержала никаких загадок и страшных тайн, о которых я грезил мальчишкой. Впрочем, я несколько лукавлю. В трех местах в дневнике прадеда фигурировали странные инициалы «З.П.» - и я никак не мог понять, о ком же идет речь. Какой-то родственник или родственница? Но у нас не было никого в родне с такими инициалами. Знакомый или знакомая? Но почему прадед так бескокоился о его (или ее) местонахождении?
- Какииие лююди! – громовой голос вытряхнул меня из размышлений над записями. В читальный зал Румянцевской библиотеки ввалился мой старый университетский приятель, большой и шумный, чем-то неуловимо похожий на жизнерадостную панду. – Саша! Харэ сидеть, пошли кофе попьем, покурим!
Я вздохнул. Отвертеться не представлялось возможным.
- Ну пошли…
Успев перемыть по дороге к буфет косточки паре знакомых, уже стоя в очереди перешли к традиционной для нас исторической тематике.
- Что у тебя? Все по ростовцам копаешь?
- Угу. Да вот только… Все перевернул – не могу одного человека найти. Инициалы есть – и все, никаких зацепок.
- А что за инициалы?
- Зэ Пэ. Вот, можешь посмотреть, – и я протянул Андрею ксерокопированные листы прадедовского дневника, где особо были отмечены так заинтриговавшие меня буквы. Быстро пробежав текст глазами, тот чуть не выронил стаканчик с кофе.
- Старик, ты хоть понял, что ты нашел? – однокашник припер меня к стене в курилке и размахивал перед лицом моими же записями. – Ты же знамя нашел!
- Погоди, погоди. Какое знамя?
- Зэ Пэ – знамя полка.
- С какого, собственно, перепугу? – спросил я, флегматично отхлебывая слабенький кофе из пластикового стаканчика.
Андрей обреченно махнул рукой: - Эти несчастные романтики так типа шифровались. Зинаида Павловна, Зэ Пэ – это все из одной оперы. Почитай эмигрантские воспоминания – там это все есть. Пошли в отдел зарубежья, я тебе с ходу пару публикаций точно найду.
Тут уже зашумело в голове у меня: - Ты хочешь сказать, что прадед в дневнике указал, где спрятано знамя полка?
- Ну да. Вот смотри, - возбужденно сопя, Андрей водил пальцем по бумаге, - знамя не у некоего Ха, и не у него самого. Почему он указал пять человек – не знаю. Но похоже, что знамя он не разрезал – по крайней мере, из записей этого не следует. Эти пятеро должны быть в полку на 30 сентября. Потом в июле 18-го «Эм и Дэ в Москве». Вот от этого и пляши. – Он несколько нервно хихикнул и добавил, – Остап Ибрагимович.
От этого я и плясал. Сначала поиски шли довольно быстро, потом грянул дефолт и пришлось заняться выживанием семьи, и лишь несколько лет назад я нашел силы и время для возобновления своего маленького расследования. Вытащив из шкафа свою тетрадь со старыми записями, я довольно быстро набросал схему поиска таинственной пятерки. Это должны были быть, скорее всего, старослужащие офицеры – и при этом, скорее всего, не «варяги», а коренные ростовцы. «Д.» я нашел быстро. Это был Генерального штаба полковник Дуборинский, второй мой прадед. То, что он в 18-м был в Москве, я знал, а оставшиеся трое офицеров с фамилиями на «Д» были прапорщиками керенских выпусков – так что особых вариантов тут не было. Материалы дела 38-го года, выписки из которого мне в свое время удалось получить, четко указывали – знамени у Дуборинского не было. «С.» было найти тоже несложно – в полку на конец сентября, судя по спискам, оставались штабс-капитаны Симанский и Солоха, из которых последний – в украинском курене. Вероятность того, что знамя могло быть передано украинцам, я даже не рассматривал всерьез. С остальными литерами было существенно сложнее. Даже если исключить из круга поиска прапорщиков 1917-го года, круг «подозреваемых» оставался все равно чересчур велик. «А.» было четверо, «П.» осталось трое, «М.» - двое.
…если не везет, так по-крупному. Сначала были проблемы с билетами и гостиницей, потом внезапно обнаружилось, что мой кратковременный осенний отпуск может вовсе не состояться, на фоне всей этой нервозной суеты я умудрился простыть и свалиться с температурой под сорок – и потому, когда еще в полуобморочном состоянии мое тело прошло паспортный и таможенный контроль в «Шарике», я почувствовал, что проблемы наконец-то кончились. Чувства меня подвели. Настоящие проблемы были впереди. Перед аукционом мне, вооруженному кипой бумаг от различных ведомств, удалось еще раз осмотреть знамя. Да, сомнений не было никаких – изрядно потрепаное, с посекшимся шелком и частью осыпавшейся иконой Святой Троицы – это было оно. Сказать, что я выпустил его из рук с сожалением – не сказать ничего.
- Я готов взять его без аукциона за начальную цену. - Переводчик залопотал по-немецки, но администратор лишь вежливо улыбнулся и отрицательно помотал головой.
- Господин Дойфинг говорит, что это исключительно аукционный лот. Не продается. Желание владельца.
Мне пришлось лишь мило улыбнуться в ответ и отправиться в гостиницу. Дело оборачивалось дурным образом. Деньги у меня были – но в случае появления серьезного игрока я рисковал потерять знамя. Теперь – возможно – навсегда.
- Лот номер 2340! Русское знамя царствования Николая II. Уникальная вещь, господа. Такие предметы появляются на рынке крайне редко. Начальная цена – 150000 евро.
Зал неторопливо гудел. Собравшиеся здесь собиратели военного антиквариата тяготели к более традиционным вещам – оружию, мундирам – и крайне дорогостоящее знамя не привлекало особого внимания, разве что как экзотика. Похоже, никто не собирался предлагать даже начальную цену – я собрался с духом и поднял свою карточку.
- Сто пятьдесят тысяч предложено! Господа, есть еще желающие? Нет? Лот номер 2340…
В двух рядах от меня взлетела вверх карточка и, перекрывая бормотание зала, послышались голоса. Оживление пробежало по лицу аукциониста и я обернулся к совему переводчику.
- Предложено триста тысяч.
Это был конец. У меня просто не было таких денег. В каком-то оцепенении я дождался окончания аукциона.
- О, Александр Николаич, какими судьбами? – в кресло рядом со мной вальяжно рухнул Лева Гиревич, пройдоха и по совместительству собиратель всякого барахла, которого неоднократно ловили на попытках впарить доверчивым новичкам разного рода подделки. Следует отдать ему должное, он не столько подделывал, сколько придумывал. Счет фантастических знаков, орденов и медалей работы Гиревича шел на десятки, его творчеству посвящались отдельные разделы в справочниках, кто-то даже начал собирать «гиревичей». Но несмотря на свою довольно сомнительную репутацию, Лева обладал совершенно фантастическим количеством знакомств и связей.
- Я, Лева, за знаменем приехал – да только его у меня из-под носа увели, - вздохнул я. Гиревич рассмеялся: - Саша, дорогой, тут тебе вообще ничего не светило. Ты хоть видел, кто твое знамя купил? Ди Ба-вье-ра! – палец Левы торжественно вознесся к небесам. Имя было знакомое, но с чем оно было связано, я совершенно не помнил – и потому умоляюще посмотрел на своего знакомого жулика.
- Саша, ты что? Ты не знаешь, кто такой ди Бавьера? Да это же страх и ужас всех коллекционеров! Персонаж, мягко говоря, экстравагантный, вещи покупает «для мебели» - и в коллекционерах числится, на мой взгляд, по чудовищной ошибке. Я, кстати, краем уха сейчас услышал, что он знамя купил, потому что обставляет комнату в «русском стиле» и ему нужен «элемент интерьера». Эй, ты куда?
Все-таки круг военных историков крайне узок – и, с одной стороны это плохо – а с другой найти нужного тебе специалиста, как правило дело пары телефонных звонков.
- Слушаю Вас, Саша!
- Владимир Сергеич, тут такое дело… Вы крупнейший специалист по офицерскому корпусу, а мне людей надо найти. Полк и год известны – а вот с судьбой после 17-го – увы…
- Ну что ж, присылайте мне данные – посмотрю, что есть. Но ничего обещать не могу, Саша, увы, я тоже не всеведущ. – на том конце трубки послышался легкий дипломатичный смешок.
О большем я, в принципе, и мечтать не мог. Старый мой знакомый, Владимир Сергеевич Зайцев, подтянутый преподаватель одного из московских ВУЗов с внешностью первого чина двора, был крупнейшим специалистом по русскому офицерству, за долгие годы работы в архивах и библиотеках составил колоссальную базу данных и теперь был моей последней надеждой.
Да, негусто. Мартинов, как вскоре удалось выяснить, подняв личное дело – сразу с фронта уехал в Петроград и в Москву не возвращался. Что же получается? «М. в Москве» - это Михайлов? Ну что ж, будем искать. Пока что это единственная более-менее реальная зацепка. Один к восьми. Да и то – «неизв.». …Через несколько месяцев я преркатил поиски. С учетом людей в 18-м году обстояло туго и, даже если судить по обрывочным данным, Петров Алексеевичей Михайловых в Москве насчитывалось на тот момент как минимум с десяток человек. Дальше копать было бессмысленно, прапорщик, выслужившийся из унтеров, в здравом уме не будет сообщать о своем кратком офицерском прошлом – а значит, тупик. Все.
…ди Бавьера упорхнул, окруженный своей свитой, столь быстро, что мне не удалось его перехватить. Всезнающий Гиревич подсказал, в какой гостинице остановился экстравагантный итало-американец – но и там его не оказалось. Плюнув, я помчался в аэропорт – но и здесь ждала меня неудача. Знамя улетело за океан. Разумеется, это был не повод опускать руки, и где-то через месяц я все же добрался до Нью-Йорка.
- Господин Филипов? Господин ди Бавьера ждет вас в гостиной.
Вид слащавого дворецкого с подведенными глазками несколько выбил меня из колеи. Очень захотелось плюнуть, но пришлось сдержать первый порыв.
- Господин ди Бавьера…
- Просто Чезаре, - ко мне подлетел и попытался заключить в объятия тот самый черняво-вертлявый, что бы на аукционе. Видимо, я как-то слишком явно отшатнулся, отчего тот погрустнел, мелкими шажками переместился через комнату и картинно облокотился на каминную полку. – Слуууушаю вас.
- Господин ди Бавьера, как вам уже, наверное доложили, я русский коллекционер и эксперт по военному антиквариату. На последнем аукционе вы приобрели русское знамя. Дело в том, что… - Я пытался понять, как объяснить в двух словах этому филиалу бутика и парфюмерного магазина на ножках причины, по которым я хотел вернуть знамя. Пытался, искал – и не находил. – Скажем так, объяснять это все долго – и я просто хотел бы купить его у вас.
Чернявый вскинул голову и заполошно замахал руками: - Нет-нет-нет, и даже не просите. Я даже не буду его менять! Оно прекрасно сочетается с интерьером! Пойдемте, пойдемте, вы сами увидите…
Я совершенно зря не ушел сразу. Зря пошел смотреть «интерьер». Только привычка держать себя в руках остановила меня от того, чтобы не придушить горе-«коллекционера» сразу. Над изголовьем кроватьи, в спальне, отделанной в бело-голубых тонах, висело боевое русское знамя.
- Ну видите? Как я его могу продать? А? – плаксиво вопрошал меня чернявый. – Все, все, уходите, я его не отдам.
Сухо откланявшись, я ушел. Ушел, чтобы вернуться через три дня. Вернуться с обрезом, приобретенным у добропорядочных афроамериканцев. Вернуться тогда, когда прислугу отпустили на выходные. Вернуться за знаменем. Чтобы забрать его и отвезти домой. Иначе было нельзя.
- Ну что, Саш, показать тебе одну вещицу, а? С которой я коллекцию свою начал?
У Мишки в квартире было хоть и тесновато, но уютно. Да и хороший коньяк настраивал на благодушный лад.
- Давай, если не лень…
Мишка Сергеев, добродушный гостеприимный увалень, был коллекционером Божьей милостью, что называется. К нему в руки шли вещи совершенно раритетные, и его собрание русской милитарии было предметом зависти многих. Про то, что у него есть и русские знамена, я слышал неоднократно, в том числе и от знакомых чиновников МинКульта, но живьем их не видел практически никто, за исключением крайне узкого круга особо доверенных людей. Слишком редкие вещи, слишком большая цена.
- Ну вот, - Мишка втащил в кабинет плоский, но крупный ящик, попутно сдувая с него солидный слой пыли. Поставив ящик на журнальный столик, он наконец зажмурился и с наслаждением чихнул так, что звякнули оконные стекла.
- Вот, - повторил он. – Георгиевское юбилейное знамя образца одна тыща восемьсот восемьдесят третьего года, Ростовского гренадерского полка. К сожалению, только полотнище. Саш, что с тобой?
Ну да, можно сказать, что меня парализовало. Я вообще слабо верю в чудеса и совпадения – но это было именно оно. То самое знамя, которое спасал мой прадед, то знамя, которое безуспешно пытался найти я. Оно лежало передо мной в деревянном застекленном футляре – и я не мог отвести глаз от потрескавшейся иконы Святой Троицы, от посекшегося белого и голубого шелка. Да, несомненно, это было оно. В каком-то полусне я потянулся дотронулся до стекла внезапно вспотевшей рукой.
- Миш. Но откуда?
- О, старик, это соверешнно безумная история… - Мишка щедрой рукой расплескал по рюмкам коньяк и развалился в кресле. – Помнишь, я про Светкиного отца тебе рассказывал? Мы еще все смеялись – он Сергей Михайлов, я Михаил Сергеев… Мировой был дядька. В 98-м два инфаркта – и с концами. А квартира, соответственно, осталась теще моей и Светке. С деньгами тогда туго было, сам помнишь… Теща к нам переехала, а там мы ремонт собрались делать – хотя б косметику, чтобы продать. Центр все-таки. Нанял я работяг, чтобы рухлядь вытащить… - на этом моменте я понимающе и сочувственно закивал, вспоминая мои злоключения с ремонтом бабушкиной квартиры.
- Взялись эти работяги за диван – а там диван стоял такой, знаешь, как из цельной колоды выдолбленный. На взгляд – вообще неподъемный. А там то ли дерево усохло от времени, то ли что еще – короче, рванули они его вверх, а обшивка и треснула.
Мишка резко качнулся к столику, плеснул еще коньяку и продолжил: - …а из-под обшивки на пол – шлеп! – конверт… Такой… - Сергеев щелкнул пальцами. – Ну знаешь, старик, как на почте – коричневой бумаги, здоровый такой. В общем, работяг я отпустил от греха – а сам в конверт полез. А там – вот это знамя. Ну, полез искать, на коллекционеров там вышел разных, потом темой заинтересовался, потом ты сам знаешь…
- Михайлов… - только и мог произнести я.
А через пару месяцев Мишки не стало. Сердце, сказали врачи. Тридцать семь – и сердце… Меня закрутило-завертело по делам – и, когда я позвонил Светлане, чтобы узнать судьбу Ростовского знамени – то получил неожиданно прохладный ответ, что коллекцию она распродала, потому что жить надо. И повесила трубку. Пара часов сидения на телефоне позволили вяснить, что знамя никому продано не было из тех, кто мог им заинтересоваться, за рубеж не вывозилось и на аукционах не анонсировалось. Следовательно, оно оставалось у Мишки дома. Надо было ждать.
Наверное, мне надо было это сделать на Троицу. Но я пришел зимой. Донское кладбище было покрыто снегом так, что приходилось протаптывать тропинку среди тесно посаженных могил. Пару раз я чуть не упал – и, честно говоря, даже несколько испугался такого варианта развития событий. День будний, народу мало – можно и замерзнуть… Ну вот и пришли. Сняв перчатку, я стал обмахивать ею черный гранит. Снег слетел, а небольшая ледяная корочка осталась, что не мешало прочесть самую верхнюю надпись: Николай Михайлович Вецкой. 1869-1918.
Здравствуй, прадед. Видишь этот конверт у меня в руках? Я купил его на почте. Просто потому что так должно быть. Там знамя. Твое знамя. Я принес его сюда. Я не знаю, что мне делать дальше…
Накопившаяся усталость, нервотрепка последних месяцев, вся нервотрепка и переживания, связанные с этим идиотом ди Бавьерой, все эти игры в шпионов при отъезде из Штатов – это разом упало на меня - и я провалился в болезненный, странный, очень ясный сон.
Мне снилось, что я стою в строю полка, а прямо передо мной, шагах в десяти, на аналое лежит знамя, которое прибивают к древку генералы, офицеры, рядовые… И – как въявь – оно тяжело плещется во главе «коробки», идущей по Ходынскому полю перед невысокой фигуркой с голубой лентой через плечо…
-----------------------------
Часть первая. Подпоручик.
Часть вторая. Штабс-капитан.
Часть третья. Князь.
Часть четвертая. Батальонный.
Часть пятая. Командир.
Часть шестая. Военспец.
Часть седьмая. Фельдфебель.
Замечу, что в последней части, в силу ряда причин, появляется довольно большое число людей реальных - только имена-фамилии чуть изменены.
Читайте, надеюсь, понравится.
«Вчера в своем доме в Скарсдейле, графство Вестчерстер убит известный собиратель военного антиквариата Чезаре ди Бавьера. По предварительной информации, поступившей от представителей полиции, убийство произошло во время попытки ограбления. Из дома коллекционера пропало лишь русское царское знамя, недавно приобретенное им на одном из германских аукционов, сообщил бойфренд покойного. Следствие полагает…». (New York Times)
Вы никогда не интересовались историей собственной семьи? Увлекательнейшее, доложу вам, занятие. В конце 80-х, когда уже официально было разрешено «не бояться», бабушка моя, царствие ей Небесное, вытащила из каких-то потайных закромов пару старых фотокарточек на твердом, но уже начавшем крошиться коричневом паспарту с тиснением. На первой был запечатлен в полный рост красавец-офицер в мундире с наградами, на второй был он же - но уже не один, а с молодой женщиной в старомодном платье и с пухлощеким ребенком в кружавчиках.
- Это, Саша, твой прадед – мой папа, Николай Михайлович. Это моя мама, Ирина Сергеевна. Ну а это – бабушкин палец бесцеремонно ткнулся в пухлую щечку фотографического дитяти, - а это я.
- Бабуль, а что это за форма у него? – разумеется, это интересовало тринадцатилетнего подростка куда больше, чем вид собственной бабушки в глубокой юности.
Бабушка вздохнула: - А вот это я не знаю, к сожалению. Папа умер в восемнадцатом, я тогда была меньше, чем ты сейчас – откуда мне это все было знать? Ну а потом время такое было, что лучше не спрашивать. Фотографий-то было много, но мама их почти все выбросила – только эти остались…
- Ну а ордена-то, ордена не выбросили?
Бабушка пожала плечами. – Не знаю, милый. Я их не видела – может, мама их выбросила, может продала…
Тут в голове моей мелькнула мысль. – Бабуль, а почему ты говоришь, что это мой прадед? Ты же его Николаем назвала – а сама ты – Софья Васильевна?
- Время было тяжелое, беспокойное… Мама второй раз замуж вышла – вот меня Васильевной и записали потом. Дядя Вася с папой вроде бы служил – ну а когда папы не стало, решил нам помочь. А потом они с мамой и поженились. А в тридцать восьмом его забрали – и все…
С того разговора прошло лет семь, после смерти бабушки квартира на Серафимовича пустовала, и мы уже думали о том, чтобы продать ее. Но в суете дурных 90-х мне довольно быстро удалось заработать на приличный ремонт – ну а до ремонта совершенно необохдимо было разобраться с хранившимися в бабушкиной квартире вещами. В один из прекрасных дней, беспрестанно чихая от пыли, летевшей от разного старья, я добрался до антресолей в коридоре. Именно там я нашел небольшую жестяную коробку, погребенную в ворохе древнего барахла, которое отказывалась есть даже моль. Скорее всего, в предремонтном беспорядке коробка отправилась бы на помойку – но в тот момент, когда я ее кинул на груду тряпок, в ней что-то звякнуло и – как следствие – привлекло мое внимание. Воображение щедрой рукой набросало картину «Наследник квартиры и николаевские червонцы» - но реальность обманула мои ожидания. В древней облупившейся коробке из-под шоколада обнаружились завернутые в истлевшую тряпку старые ордена и медали, массивный эфес с маленьким эмалевым крестиком и – на дне коробки – записная книжка.
«…1917 сентября 30-го. Завтра уезжаю в Москву, Т.настоял. Полк оставляю на Д., надеюсь, справится. Конверты раздал сегодня, но из-за того, что блиндаж был разрушен, не знаю теперь, у кого З.П. Точно не у Х.
…
1918 июля 7-го. Иду на склад. Помоги Господи! Только узнал – З.П. нынче не со мной. От сердца отлегло.
…
1918 июля 19-го. Боюсь, не дотяну даже до Преображения. Дышать очень тяжко. С кем же З.П.? А.? С.? Д.? П.? М.? М. и Д. знаю, в Москве. Где остальные? И спросить не у кого. Бог в помощь им.»
Копание в истории собственной семьи привело меня в библиотеки, а позже и в архивы. Оба моих прадеда, как оказалось, командовали одним из старых русских полков – 2-м гренадерским Ростовским в самые тяжкие годы – в конце Первой мировой. История семейства оказалась довольно интересной, но не содержала никаких загадок и страшных тайн, о которых я грезил мальчишкой. Впрочем, я несколько лукавлю. В трех местах в дневнике прадеда фигурировали странные инициалы «З.П.» - и я никак не мог понять, о ком же идет речь. Какой-то родственник или родственница? Но у нас не было никого в родне с такими инициалами. Знакомый или знакомая? Но почему прадед так бескокоился о его (или ее) местонахождении?
- Какииие лююди! – громовой голос вытряхнул меня из размышлений над записями. В читальный зал Румянцевской библиотеки ввалился мой старый университетский приятель, большой и шумный, чем-то неуловимо похожий на жизнерадостную панду. – Саша! Харэ сидеть, пошли кофе попьем, покурим!
Я вздохнул. Отвертеться не представлялось возможным.
- Ну пошли…
Успев перемыть по дороге к буфет косточки паре знакомых, уже стоя в очереди перешли к традиционной для нас исторической тематике.
- Что у тебя? Все по ростовцам копаешь?
- Угу. Да вот только… Все перевернул – не могу одного человека найти. Инициалы есть – и все, никаких зацепок.
- А что за инициалы?
- Зэ Пэ. Вот, можешь посмотреть, – и я протянул Андрею ксерокопированные листы прадедовского дневника, где особо были отмечены так заинтриговавшие меня буквы. Быстро пробежав текст глазами, тот чуть не выронил стаканчик с кофе.
- Старик, ты хоть понял, что ты нашел? – однокашник припер меня к стене в курилке и размахивал перед лицом моими же записями. – Ты же знамя нашел!
- Погоди, погоди. Какое знамя?
- Зэ Пэ – знамя полка.
- С какого, собственно, перепугу? – спросил я, флегматично отхлебывая слабенький кофе из пластикового стаканчика.
Андрей обреченно махнул рукой: - Эти несчастные романтики так типа шифровались. Зинаида Павловна, Зэ Пэ – это все из одной оперы. Почитай эмигрантские воспоминания – там это все есть. Пошли в отдел зарубежья, я тебе с ходу пару публикаций точно найду.
Тут уже зашумело в голове у меня: - Ты хочешь сказать, что прадед в дневнике указал, где спрятано знамя полка?
- Ну да. Вот смотри, - возбужденно сопя, Андрей водил пальцем по бумаге, - знамя не у некоего Ха, и не у него самого. Почему он указал пять человек – не знаю. Но похоже, что знамя он не разрезал – по крайней мере, из записей этого не следует. Эти пятеро должны быть в полку на 30 сентября. Потом в июле 18-го «Эм и Дэ в Москве». Вот от этого и пляши. – Он несколько нервно хихикнул и добавил, – Остап Ибрагимович.
От этого я и плясал. Сначала поиски шли довольно быстро, потом грянул дефолт и пришлось заняться выживанием семьи, и лишь несколько лет назад я нашел силы и время для возобновления своего маленького расследования. Вытащив из шкафа свою тетрадь со старыми записями, я довольно быстро набросал схему поиска таинственной пятерки. Это должны были быть, скорее всего, старослужащие офицеры – и при этом, скорее всего, не «варяги», а коренные ростовцы. «Д.» я нашел быстро. Это был Генерального штаба полковник Дуборинский, второй мой прадед. То, что он в 18-м был в Москве, я знал, а оставшиеся трое офицеров с фамилиями на «Д» были прапорщиками керенских выпусков – так что особых вариантов тут не было. Материалы дела 38-го года, выписки из которого мне в свое время удалось получить, четко указывали – знамени у Дуборинского не было. «С.» было найти тоже несложно – в полку на конец сентября, судя по спискам, оставались штабс-капитаны Симанский и Солоха, из которых последний – в украинском курене. Вероятность того, что знамя могло быть передано украинцам, я даже не рассматривал всерьез. С остальными литерами было существенно сложнее. Даже если исключить из круга поиска прапорщиков 1917-го года, круг «подозреваемых» оставался все равно чересчур велик. «А.» было четверо, «П.» осталось трое, «М.» - двое.
…если не везет, так по-крупному. Сначала были проблемы с билетами и гостиницей, потом внезапно обнаружилось, что мой кратковременный осенний отпуск может вовсе не состояться, на фоне всей этой нервозной суеты я умудрился простыть и свалиться с температурой под сорок – и потому, когда еще в полуобморочном состоянии мое тело прошло паспортный и таможенный контроль в «Шарике», я почувствовал, что проблемы наконец-то кончились. Чувства меня подвели. Настоящие проблемы были впереди. Перед аукционом мне, вооруженному кипой бумаг от различных ведомств, удалось еще раз осмотреть знамя. Да, сомнений не было никаких – изрядно потрепаное, с посекшимся шелком и частью осыпавшейся иконой Святой Троицы – это было оно. Сказать, что я выпустил его из рук с сожалением – не сказать ничего.
- Я готов взять его без аукциона за начальную цену. - Переводчик залопотал по-немецки, но администратор лишь вежливо улыбнулся и отрицательно помотал головой.
- Господин Дойфинг говорит, что это исключительно аукционный лот. Не продается. Желание владельца.
Мне пришлось лишь мило улыбнуться в ответ и отправиться в гостиницу. Дело оборачивалось дурным образом. Деньги у меня были – но в случае появления серьезного игрока я рисковал потерять знамя. Теперь – возможно – навсегда.
- Лот номер 2340! Русское знамя царствования Николая II. Уникальная вещь, господа. Такие предметы появляются на рынке крайне редко. Начальная цена – 150000 евро.
Зал неторопливо гудел. Собравшиеся здесь собиратели военного антиквариата тяготели к более традиционным вещам – оружию, мундирам – и крайне дорогостоящее знамя не привлекало особого внимания, разве что как экзотика. Похоже, никто не собирался предлагать даже начальную цену – я собрался с духом и поднял свою карточку.
- Сто пятьдесят тысяч предложено! Господа, есть еще желающие? Нет? Лот номер 2340…
В двух рядах от меня взлетела вверх карточка и, перекрывая бормотание зала, послышались голоса. Оживление пробежало по лицу аукциониста и я обернулся к совему переводчику.
- Предложено триста тысяч.
Это был конец. У меня просто не было таких денег. В каком-то оцепенении я дождался окончания аукциона.
- О, Александр Николаич, какими судьбами? – в кресло рядом со мной вальяжно рухнул Лева Гиревич, пройдоха и по совместительству собиратель всякого барахла, которого неоднократно ловили на попытках впарить доверчивым новичкам разного рода подделки. Следует отдать ему должное, он не столько подделывал, сколько придумывал. Счет фантастических знаков, орденов и медалей работы Гиревича шел на десятки, его творчеству посвящались отдельные разделы в справочниках, кто-то даже начал собирать «гиревичей». Но несмотря на свою довольно сомнительную репутацию, Лева обладал совершенно фантастическим количеством знакомств и связей.
- Я, Лева, за знаменем приехал – да только его у меня из-под носа увели, - вздохнул я. Гиревич рассмеялся: - Саша, дорогой, тут тебе вообще ничего не светило. Ты хоть видел, кто твое знамя купил? Ди Ба-вье-ра! – палец Левы торжественно вознесся к небесам. Имя было знакомое, но с чем оно было связано, я совершенно не помнил – и потому умоляюще посмотрел на своего знакомого жулика.
- Саша, ты что? Ты не знаешь, кто такой ди Бавьера? Да это же страх и ужас всех коллекционеров! Персонаж, мягко говоря, экстравагантный, вещи покупает «для мебели» - и в коллекционерах числится, на мой взгляд, по чудовищной ошибке. Я, кстати, краем уха сейчас услышал, что он знамя купил, потому что обставляет комнату в «русском стиле» и ему нужен «элемент интерьера». Эй, ты куда?
Все-таки круг военных историков крайне узок – и, с одной стороны это плохо – а с другой найти нужного тебе специалиста, как правило дело пары телефонных звонков.
- Слушаю Вас, Саша!
- Владимир Сергеич, тут такое дело… Вы крупнейший специалист по офицерскому корпусу, а мне людей надо найти. Полк и год известны – а вот с судьбой после 17-го – увы…
- Ну что ж, присылайте мне данные – посмотрю, что есть. Но ничего обещать не могу, Саша, увы, я тоже не всеведущ. – на том конце трубки послышался легкий дипломатичный смешок.
О большем я, в принципе, и мечтать не мог. Старый мой знакомый, Владимир Сергеевич Зайцев, подтянутый преподаватель одного из московских ВУЗов с внешностью первого чина двора, был крупнейшим специалистом по русскому офицерству, за долгие годы работы в архивах и библиотеках составил колоссальную базу данных и теперь был моей последней надеждой.
From: W.S.Zaycev
Sent: Friday, March 09, 2007 12:15 PM
To: A.N.Philipov
Subject: персоналии
Саша!
Вот все, что есть у меня в базе.
Подполковник Амилахвари – Добр.арм.1918-20, эмигр.СХС, Абиссиния 1935-41, Югосл.1941, РК, уб.12.1942.
Штабс-капитан Абрамов – + 29.09.1917
Поручик Алексеенко 1-й – уб. на вкз.Барановичи 1.10.1917
Поручик Алексеенко 2-й – неизв.
Подполковник Попов – Восток, эмигр.САСШ, 1932-Чако, генерал парагв.арм., ум.1977 в Асунсьоне
Штабс-капитан Протасов – Добр.арм., ум.3.1921
Штабс-капитан князь Путятин – расстр. Мск.30.06.1917
Капитан Мартинов – РККА, расстр.1931
Прапорщик Михайлов – неизв.
К сожалению, это все, что у меня есть.
Да, негусто. Мартинов, как вскоре удалось выяснить, подняв личное дело – сразу с фронта уехал в Петроград и в Москву не возвращался. Что же получается? «М. в Москве» - это Михайлов? Ну что ж, будем искать. Пока что это единственная более-менее реальная зацепка. Один к восьми. Да и то – «неизв.». …Через несколько месяцев я преркатил поиски. С учетом людей в 18-м году обстояло туго и, даже если судить по обрывочным данным, Петров Алексеевичей Михайловых в Москве насчитывалось на тот момент как минимум с десяток человек. Дальше копать было бессмысленно, прапорщик, выслужившийся из унтеров, в здравом уме не будет сообщать о своем кратком офицерском прошлом – а значит, тупик. Все.
…ди Бавьера упорхнул, окруженный своей свитой, столь быстро, что мне не удалось его перехватить. Всезнающий Гиревич подсказал, в какой гостинице остановился экстравагантный итало-американец – но и там его не оказалось. Плюнув, я помчался в аэропорт – но и здесь ждала меня неудача. Знамя улетело за океан. Разумеется, это был не повод опускать руки, и где-то через месяц я все же добрался до Нью-Йорка.
- Господин Филипов? Господин ди Бавьера ждет вас в гостиной.
Вид слащавого дворецкого с подведенными глазками несколько выбил меня из колеи. Очень захотелось плюнуть, но пришлось сдержать первый порыв.
- Господин ди Бавьера…
- Просто Чезаре, - ко мне подлетел и попытался заключить в объятия тот самый черняво-вертлявый, что бы на аукционе. Видимо, я как-то слишком явно отшатнулся, отчего тот погрустнел, мелкими шажками переместился через комнату и картинно облокотился на каминную полку. – Слуууушаю вас.
- Господин ди Бавьера, как вам уже, наверное доложили, я русский коллекционер и эксперт по военному антиквариату. На последнем аукционе вы приобрели русское знамя. Дело в том, что… - Я пытался понять, как объяснить в двух словах этому филиалу бутика и парфюмерного магазина на ножках причины, по которым я хотел вернуть знамя. Пытался, искал – и не находил. – Скажем так, объяснять это все долго – и я просто хотел бы купить его у вас.
Чернявый вскинул голову и заполошно замахал руками: - Нет-нет-нет, и даже не просите. Я даже не буду его менять! Оно прекрасно сочетается с интерьером! Пойдемте, пойдемте, вы сами увидите…
Я совершенно зря не ушел сразу. Зря пошел смотреть «интерьер». Только привычка держать себя в руках остановила меня от того, чтобы не придушить горе-«коллекционера» сразу. Над изголовьем кроватьи, в спальне, отделанной в бело-голубых тонах, висело боевое русское знамя.
- Ну видите? Как я его могу продать? А? – плаксиво вопрошал меня чернявый. – Все, все, уходите, я его не отдам.
Сухо откланявшись, я ушел. Ушел, чтобы вернуться через три дня. Вернуться с обрезом, приобретенным у добропорядочных афроамериканцев. Вернуться тогда, когда прислугу отпустили на выходные. Вернуться за знаменем. Чтобы забрать его и отвезти домой. Иначе было нельзя.
- Ну что, Саш, показать тебе одну вещицу, а? С которой я коллекцию свою начал?
У Мишки в квартире было хоть и тесновато, но уютно. Да и хороший коньяк настраивал на благодушный лад.
- Давай, если не лень…
Мишка Сергеев, добродушный гостеприимный увалень, был коллекционером Божьей милостью, что называется. К нему в руки шли вещи совершенно раритетные, и его собрание русской милитарии было предметом зависти многих. Про то, что у него есть и русские знамена, я слышал неоднократно, в том числе и от знакомых чиновников МинКульта, но живьем их не видел практически никто, за исключением крайне узкого круга особо доверенных людей. Слишком редкие вещи, слишком большая цена.
- Ну вот, - Мишка втащил в кабинет плоский, но крупный ящик, попутно сдувая с него солидный слой пыли. Поставив ящик на журнальный столик, он наконец зажмурился и с наслаждением чихнул так, что звякнули оконные стекла.
- Вот, - повторил он. – Георгиевское юбилейное знамя образца одна тыща восемьсот восемьдесят третьего года, Ростовского гренадерского полка. К сожалению, только полотнище. Саш, что с тобой?
Ну да, можно сказать, что меня парализовало. Я вообще слабо верю в чудеса и совпадения – но это было именно оно. То самое знамя, которое спасал мой прадед, то знамя, которое безуспешно пытался найти я. Оно лежало передо мной в деревянном застекленном футляре – и я не мог отвести глаз от потрескавшейся иконы Святой Троицы, от посекшегося белого и голубого шелка. Да, несомненно, это было оно. В каком-то полусне я потянулся дотронулся до стекла внезапно вспотевшей рукой.
- Миш. Но откуда?
- О, старик, это соверешнно безумная история… - Мишка щедрой рукой расплескал по рюмкам коньяк и развалился в кресле. – Помнишь, я про Светкиного отца тебе рассказывал? Мы еще все смеялись – он Сергей Михайлов, я Михаил Сергеев… Мировой был дядька. В 98-м два инфаркта – и с концами. А квартира, соответственно, осталась теще моей и Светке. С деньгами тогда туго было, сам помнишь… Теща к нам переехала, а там мы ремонт собрались делать – хотя б косметику, чтобы продать. Центр все-таки. Нанял я работяг, чтобы рухлядь вытащить… - на этом моменте я понимающе и сочувственно закивал, вспоминая мои злоключения с ремонтом бабушкиной квартиры.
- Взялись эти работяги за диван – а там диван стоял такой, знаешь, как из цельной колоды выдолбленный. На взгляд – вообще неподъемный. А там то ли дерево усохло от времени, то ли что еще – короче, рванули они его вверх, а обшивка и треснула.
Мишка резко качнулся к столику, плеснул еще коньяку и продолжил: - …а из-под обшивки на пол – шлеп! – конверт… Такой… - Сергеев щелкнул пальцами. – Ну знаешь, старик, как на почте – коричневой бумаги, здоровый такой. В общем, работяг я отпустил от греха – а сам в конверт полез. А там – вот это знамя. Ну, полез искать, на коллекционеров там вышел разных, потом темой заинтересовался, потом ты сам знаешь…
- Михайлов… - только и мог произнести я.
А через пару месяцев Мишки не стало. Сердце, сказали врачи. Тридцать семь – и сердце… Меня закрутило-завертело по делам – и, когда я позвонил Светлане, чтобы узнать судьбу Ростовского знамени – то получил неожиданно прохладный ответ, что коллекцию она распродала, потому что жить надо. И повесила трубку. Пара часов сидения на телефоне позволили вяснить, что знамя никому продано не было из тех, кто мог им заинтересоваться, за рубеж не вывозилось и на аукционах не анонсировалось. Следовательно, оно оставалось у Мишки дома. Надо было ждать.
Наверное, мне надо было это сделать на Троицу. Но я пришел зимой. Донское кладбище было покрыто снегом так, что приходилось протаптывать тропинку среди тесно посаженных могил. Пару раз я чуть не упал – и, честно говоря, даже несколько испугался такого варианта развития событий. День будний, народу мало – можно и замерзнуть… Ну вот и пришли. Сняв перчатку, я стал обмахивать ею черный гранит. Снег слетел, а небольшая ледяная корочка осталась, что не мешало прочесть самую верхнюю надпись: Николай Михайлович Вецкой. 1869-1918.
Здравствуй, прадед. Видишь этот конверт у меня в руках? Я купил его на почте. Просто потому что так должно быть. Там знамя. Твое знамя. Я принес его сюда. Я не знаю, что мне делать дальше…
Накопившаяся усталость, нервотрепка последних месяцев, вся нервотрепка и переживания, связанные с этим идиотом ди Бавьерой, все эти игры в шпионов при отъезде из Штатов – это разом упало на меня - и я провалился в болезненный, странный, очень ясный сон.
Мне снилось, что я стою в строю полка, а прямо передо мной, шагах в десяти, на аналое лежит знамя, которое прибивают к древку генералы, офицеры, рядовые… И – как въявь – оно тяжело плещется во главе «коробки», идущей по Ходынскому полю перед невысокой фигуркой с голубой лентой через плечо…
-----------------------------
Часть первая. Подпоручик.
Часть вторая. Штабс-капитан.
Часть третья. Князь.
Часть четвертая. Батальонный.
Часть пятая. Командир.
Часть шестая. Военспец.
Часть седьмая. Фельдфебель.
Замечу, что в последней части, в силу ряда причин, появляется довольно большое число людей реальных - только имена-фамилии чуть изменены.
Читайте, надеюсь, понравится.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2007-10-15 11:58 am (UTC)no subject
Date: 2007-10-15 12:03 pm (UTC)А.
no subject
Date: 2007-10-15 12:05 pm (UTC)впечатляет.
no subject
Date: 2007-10-15 12:12 pm (UTC)горе-писатели "искусствоведческих детективов" могут пойти и откусить
а кто-то ещё смеет считать историю скучным делом :)
no subject
Date: 2007-10-15 12:27 pm (UTC)no subject
Date: 2007-10-15 12:49 pm (UTC)В избранное
no subject
Date: 2007-10-15 12:56 pm (UTC)no subject
Date: 2007-10-15 04:28 pm (UTC)Вот только американские чекисты вычислят его в два счета... По идее уже в аэропорту должны были взять... Так что лучше самому пойти сдаться... пока интерпол не пришел домой...
no subject
Date: 2007-10-16 08:01 am (UTC)Re: Reply to your entry...
Date: 2007-10-16 10:04 am (UTC)Re: Reply to your entry...
Date: 2007-10-16 10:34 am (UTC)вот если бы в финале был показан полковой парад восстановленного Ростовского гренадерского полка, куда выносят старые знамена...
вот это было бы сильно, хотя и нереалистично
no subject
Date: 2007-10-16 10:34 am (UTC)Спасибо
Date: 2007-10-16 11:10 am (UTC)И присоединюсь к одному из комментариев - эх, если б действительно начали воссоздавать старые полки Русской армии! И знамёна им эти, сбережённые...
Re: Спасибо
Date: 2007-10-16 11:27 am (UTC)Ну...
Date: 2007-10-16 12:04 pm (UTC)Э-э...
Date: 2007-10-16 12:07 pm (UTC)