Кстати. В особенности новоприбывшим.

Помимо политики и военной истории я изредка пишу всякую литературную дребедень.
Собственно, сегодня за полчаса нарисовалось. Не судите строго.
-------------------------
Скажите мне, скажите, как можно быть столь слепым идиотом? Да, грешен, болтал по телефону, переходя через улицу. Да, я наплевал на все переходы Парижа и на все предупреждающие знаки мира. А что бы сделали вы, болтая с любимой женщиной своей, с которой вас разделяет не одна сотня километров, по которой вы тоскуете и запах чьих духов неуловимо щекочет ваши ноздри тонкой колонковой кисточкой на каждом втором углу? Разумеется, вы бы поступили точно также. И вас точно также сбила бы машина. Собственно, по здравому размышлению мне не столь жаль себя и своего немолодого уже в принципе тела - Бог с ним, все мы смертны. И даже не чьего-то там Рено - уж на это-то мне точно плевать. И не телефон - к вещам я отношусь практически. Жаль мне разговора, который был прерван в самый что ни на есть неподходящий момент, сбитого общения, которому придется с оханьем и разглядыванием синяков и помятостей постепенно приходить в себя.

С такими мыслями я лежал на чем-то умеренно-твердом, почему-то слегка покачиваясь - неужели сотрясение - и собирался с силами, чтобы открыть глаза. По крайней мере я жив, и это уже внушало оптимизм. Сильно смущало то, что болей я не ощущал. То есть совершенно. И, более того, у меня даже не болела правая нога, которую я давеча крайне неудачно подвернул. Это было странно. Но более всего меня смущал запах свежезаваренного кофе и горячей выпечки. Просто потому что в больницах пахнет несколько иначе. Разумеется, я никогда не попадал во французские больницы, да и вообще по заграницам предпочитал всегда передвигаться отнюдь не на больничной каталке - но все же, все же… Странно.
- Полагаю, что месье пришел в себя. Мне кажется даже, что месье не откажется от чашечки кофе и булки, если я правильно трактую трепетание ноздрей месье.
Голос какой-то ироничный, русский язык слегка старомоден - но акцента нет, даже какой-то налет эмигрантской респектабельности первой волны. Надо, Саша, надо открыть глаза и все-таки понять, на каком ты свете - и не приснился ли тебе Париж, и рыжеющие осенние улицы, и теплый еще воздух, и разговор, и дурацкая твоя улыбка, на которую такими же улыбками отвечали все встречные - как не улыбнуться человеку, у которого на лице написано - он влюблен, он любит, он любим, он говорит с любовью - это же Париж, в конце концов.
( Открыть глаза и быстро сесть... )